самом деле механик, золотые руки, потомственный добрый колдун… Правда,
привержен… – Федор Симеонович щелкает себя по бороде. – Дурное влияние,
черт бы его подрал… Ну, это вы все узнаете. Мы вас тут с распростертыми
объятыми… А то ведь чепуха получается. Машину поставили
наисовременнейшую, «Алдан-12″, а наладить никак не можем, кадров нет. В
институте у нас в основном уклон, знаете ли, гуманитарно-физический.
Чародейство и волшебство главным образом, а новые методы требуют
математики! Я вот все линейным счастьем занимаюсь, а с вашей машиной,
глядишь, и за нелинейное возьмемся…
Саша чешет затылок.
– Я, знаете, насчет чародейства и волшебства не очень… Был у нас
спецкурс, но я тогда болел, что ли… Вообще я это как-то в переносном
смысле понимал… как иносказание…
Федор Симеонович добродушно хохочет.
– Ничего, разберетесь, разберетесь. Любой ученый, знаете ли, в
известном смысле маг и волшебник, так что у нас и в переносном смысле
бывает, и в прямом. Вы – молодец, что, приехали. Вам у нас понравится. Вы,
я вижу, человек деловой, энергичный, работать любите…
Саша стесняется.
– Да, конечно… – говорит он. – Но сейчас что об этом? Там видно
будет… – Он озирается, ища, как бы переменить тему разговора. – Вот
диван пропал, – говорит он. – Вы мне не скажете, Федор Симеонович, что все
это означает? Диван… суета какая-то…
– Ну, видите ли, это не совсем диван, – говорит Федор Симеонович. – Я
бы сказал, что совсем не диван… Однако ведь спать пора, Александр
Иванович. Заговорил я здесь вас, а ведь вам спать хочется…
– Ну что вы! – восклицает Саша. – Наоборот! У меня к вам еще тысяча
вопросов!
– Нет, нет, дружок. Вы же устали, утомлены с дороги…
– Нисколько!
– Александр Иванович! – внушительно произносит Киврин. – Но ведь вы
д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ утомлены! И вы _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о
хотите отдохнуть.
И тут глаза у Саши начинают слипаться. Он согласно кивает головой,
вяло бормочет: «Да, действительно, вы уж меня простите, Федор
Симеонович…», кое-как добирается до неведомо откуда появившейся
застеленной раскладушки, ложится, подкладывает ладонь под щеку и, блаженно
улыбаясь, засыпает.
Федор Симеонович, оглаживая бороду, некоторое время ласково смотрит
на него, потом достает из воздуха большое яблоко, кладет рядом с Сашей и
исчезает.
Становится темно и тихо.
Сильный грохот. Саша открывает глаза и поднимает голову.
Комната полна утренним солнцем.
Дивана по-прежнему нет, а посередине комнаты сидит на корточках
здоровенный детина лет двадцати пяти, в тренировочных брюках и пестрой
гавайке навыпуск. Он сидит над волшебной палочкой, плавно помахивая над
нею огромными костистыми лапами.
– В чем дело? – спрашивает Саша хриплым со сна голосом.