Сосуд с камбалой стоит на диване. Камбала чувствует себя хорошо.
– Конечно, если в нашем озере всю воду превратить в живую… -
бормочет Саша.
– Да не в нашей луже, балда, – огрызается Корнеев.
– Ну, я понимаю, из озера вытекает ручеек, ручеек впадает в речку…
– Да при чем здесь речка, кретин! Всю воду, понимаешь? Всю воду на
Земле можно превратить в живую. Всю!
– Вот этого я не понимаю, – говорит Саша. – Энергии же не хватает.
– Да как же не хватает? – плачущим голосом восклицает Корнеев. – Ну,
что ты за дубина? Я же тебе показываю…
Задвижка на двери сама собой отодвигается, и дверь распахивается. На
пороге – Киврин, Хунта, Эдик Почкин, Стеллочка и прочие другие.
– Что же это вы, г-голубчик, затеяли? – укоризненно осведомляется у
Корнеева Федор Симеонович.
– В уголовщину ударились, Корнеев? – неприятным голосом произносит
Хунта.
Корнеев стоит, набычившись.
– Почему это – в уголовщину? Ничего такого в уголовном кодексе нет.
Если у человека не хватает времени для работы, а ослы гоняют в это время в
домино и в карты… Может же человек…
– Н-нет, голубчик! – строго говорит Федор Симеонович. – Н-не может.
Человек – не может.
– Федор Симеонович! – восклицает Саша, выскакивая вперед. -
Кристобаль Хозевич! Он же живую воду сделал!
– Живая вода – это прекрасно, – говорит Хунта. – Однако даже такая
блестящая цель не может оправдать таких позорных средств. Вы, Корнеев,
кажется, взяли на себя права и обязанности господа бога – решать, кому
время нужно, а кому оно не нужно. А ведь вы не господь бог! Вы всего лишь
маг и волшебник. Способный маг и волшебник, но не более того.
Корнеев открывает было рот, чтобы начать спор, но Федор Симеонович
останавливает его властным движением руки.
– Н-нет, голубчик, – говорит он. – И вы сами знаете, что нет. Живая
вода, наука, открытия – все это прекрасно. Но не за чужой счет, голубчик.
Не к-кажется ли Вам, что усматривается некоторая параллель между вашими
действиями и действиями некоего профессора, специалиста по разнообразным
приложениям? Н-нет уж, вы не морщитесь, голубчик. А к-как же? Тот ворует
чужой труд, а вы воруете ч-чужое время. Н-не годится, и не верю я, что вы
об этом не думали.
Он подходит к дивану и ласково гладит обшивку.
– Вот и диван вы украли… д-деградируете, Витя, деградируете…
– Вы не младенец, Корнеев, – говорит Хунта. – Могли бы, кажется,
понять, что задача не в том, чтобы перераспределить время – у одних
отобрать, а другим отдать. Задача в том, чтобы ни у кого на земле – ни у
кого! – не было лишнего времени. Чтобы все жили полной жизнью, чтобы все
жили увлеченно и в увлечении этом видели свое счастье!
Часть стены обрушивается. Пролом имеет вид фигуры Модеста Матвеевича.
Входит Модест Матвеевич и хозяйственно озирается.