Отшатывается: своего отражения он в зеркале не видит. Видит стол, дверь,
постель на полу – все, что угодно, кроме себя. Он осторожно тянет руку к
тусклой поверхности, упирается в твердое, и отражение сейчас же возникает.
Мотнув головой, Саша изнеможенно опускается на скамью и сейчас же с криком
вскакивает, держась рукой за трусы.
На скамье лежит, покачиваясь, блестящий цилиндрик величиной с
указательный палец.
Саша берет его и принимается оглядывать со всех сторон. Цилиндрик
тихо потрескивает. Саша стучит по нему ногтем, и из цилиндрика вылетает
сноп искр, комната наполняется невнятным шумом, слышны какие-то разговоры,
музыка, смех, кашель, шарканье ног, смутная тень на мгновенье заслоняет
свет лампочки, громко скрипят половицы, а по столу пробегает огромная
белая крыса. И все снова стихает.
Саша, закусив губы, осторожно поворачивает цилиндрик, чтобы
посмотреть на него с торца, и в то же мгновение комната перед его глазами
стремительно поворачивается, тьма, грохот, летят искры, и Саша вдруг
оказывается сидящим в очень неудобной позе в противоположном углу комнаты
под вешалкой. Вешалка, секунду помедлив, с шумом обрушивается на него.
Раскачивается лампочка на длинном шнуре, на потолке явственно темнеют
следы босых ног. Саша, заваленный тряпьем, смотрит сначала на эти следы,
потом на свои голые пятки. Пятки вымазаны мелом. Саша рассеянно отряхивает
их, глядя на цилиндрик. Цилиндрик стоит посреди комнаты, касаясь пола
краем торца, в положении, исключающем всякую возможность равновесия. Он
раскачивается и тихо потрескивает.
Тогда Саша выбирается из-под тряпья, выбирает наугад какую-то ушанку
и осторожно накрывает ею цилиндрик. Руки у него трясутся.
– В-вот это в-вы н-напрасно, – раздается голос.
– Что – напрасно? – раздраженно спрашивает Саша, не оборачиваясь.
– Я г-говорю про умклайдет. Вы н-напрасно накрыли его шапкой.
– А что мне еще с ним делать? – спрашивает Саша и наконец
оборачивается. В комнате никого нет.
– Это ведь, к-как говорится, в-волшебная палочка, – поясняет голос. -
Она т-требует чрезвычайно осторожного об-обращения.
– Поэтому я и накрыл, – говорит Саша. – Да вы заходите, товарищ, а то
так очень неудобно разговаривать.
– Б-благодарю вас.
Около дверей, как раз там, куда глядел тип в кепочке, неторопливо
конденсируется из воздуха величественный человек преклонных лет в
роскошном бухарском халате и комнатных туфлях. Он огромного роста,
благородное чрево распирает шнур с кистями, великолепные седины, саваофова
бородища волной, огромные ладони привычно засунуты за шнур. Голос у него
рокочущий, глубокий, он заметно заикается. Светлые глаза смотрят
приветливо и благожелательно.
– Вы знаете, дружок, я, наверное, должен извиниться, – говорит он. -
Я тут у вас уже полчаса торчу, надеялся – обойдется как-нибудь… Этот