вполголоса, выбирается из простыни и пытается поднять раскладушку. В руках
у него разрозненные детали. И снова, как давеча, слышится явственное
хихиканье. Саша резко оборачивается и успевает заметить на фоне окна
огромную кошачью голову – наставленные уши, торчащие усы и блеснувшие
глаза. И снова в окне только луна да ветви дуба.
– Тьфу-тьфу-тьфу, – произносит Саша через левое плечо.
Он подбирает с пола тощий матрас, подушку, простыни и в
нерешительности оглядывает комнату.
Диван.
Несколько секунд Саша еще медлит, а затем твердыми шагами
направляется к дивану. Расстилает постель, несколько раз с силой нажимает
на диван, словно пробуя его на прочность, и укладывается. Глаза его
закрываются, на физиономии появляется блаженная улыбка. И в то же
мгновение вновь возникает звук заторможенной магнитофонной пленки,
переходящий в обстоятельное откашливание.
– Ну-с, так… – произносит хорошо поставленный мужской голос. – В
некотором было царстве, в некотором государстве был-хил по имени…
мна-э-э… Ну, в конце концов неважно. Скажем, мнэ-э-э… Полуэкт…
Саша некоторое время слушает с открытыми глазами, потом осторожно
встает, пригнувшись, подкрадывается к окну и выглядывает. Спиной к дубу,
ярко освещенный луной, стоит на задних лапах кот Василий. В зубах у него
зажат цветок кувшинки.
– Мнэ-э-э… – тянет он, задумчиво подняв глаза к небу. – У него было
три сина-царевича. Первый… мнэ… Третий был дурак, а вот первый? – Кот
трясет головой, потом закладывает передние лапы за спину и, слегка
сутулясь, плавным шагом направляется прочь от дуба.
– Хорошо, – цедит он сквозь зубы. – Бывали-живали царь да царица.
У-царя, у царицы был один сын… Мнэ-э… Дурак, естественно…
Кот с досадой выплевывает цветок и, топорща усы, потирает лоб
когтистой лапой.
– Пр-роклятый склероз, – говорит он. – Но ведь кое-что помню!
«Ха-ха-ха! Будет чем полакомиться: конь – на обед, молодец – на ужин…» А
дальше? – Кот делает фехтовальные движения. – Три головы долой! Иван
вынимает три сердца и… и… – Плечи его поникают. Он глубоко вздыхает и
поворачивает обратно к дубу. В лапах у него вдруг оказываются массивные
гусли.
– Кря-кря, мои деточки, – поет он, пощипывая струны. – Кря-кря,
голубяточки! Я… мнэ-э-э… Я слезой вас отпаивала… Вернее,
выпаивала… – Некоторое время он марширует молча, стуча по струнам, потом
немузыкально кричит: – Сладок кус недоедала! – Прислоняет гусли к дубу и
чешет задней лапой за ухом. – Труд, труд и труд! – провозглашает он. -
Только труд! – Он снова закладывает лапы за спину и идет в сторону от
дуба, бормоча: – Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе
Багдаде жил-был портной по имени… – Тут он встает на четвереньки,