– Это еще ничего не значит, – уверенно возражает Модест Матвеевич. -
Нынче многие по конторам наладились спать с открытыми глазами.
Между тем кабинет наполняется любопытными. Ходят, смотрят,
недоумевают. Кто-то отмечает толстый слой пыли на столе. Кто-то замечает
паутину, растянутую между плечами профессора и стеной. Саша заглядывает в
журнал. «Огонек» раскрыт на кроссворде. Рядом лежат разрозненные тома
энциклопедии. На них тоже пыль.
Все вдруг расступаются. В кабинет стремительно входят Федор
Симеонович и Кристобаль Хозевич. При почтительном молчании присутствующих
они приступают к делу: Федор Симеонович ощупывает Выбегаллу, а Кристобаль
Хозевич словно бы ощупывает вокруг Выбегаллы воздух.
КИВРИН. Ан-набиоз…
ХУНТА. Похоже… Анабиоз во внешнем поле.
КИВРИН. Д-да, внутреннего поля не ощущается… Т-ты знаешь, Кристо,
это пох-хоже на остановку… А какое там у тебя поле?
ХУНТА. Похоже на темпоральное. Но очень мощное. Источник примерно
там…
Раскинув руки крестом, он медленно поворачивается и замирает. На лице
его смущение.
– Странно… – говорит он. – В моем отделе… Двести вторая
комната…
Саша с Эдиком быстро переглядываются. Эдик кивает, и Саша, выбравшись
из толпы, выскакивает за дверь.
Он со всех ног мчится по коридорам и по лестницам и останавливается,
запыхавшись, перед дверью, на которой обозначен номер 202 и красуется
табличка «Лаборатория Корнеева В.П.». Он дергает ручку. Дверь заперта. Он
стучит. Никто не отзывается. Тогда он выгибает грудь колесом, вытягивает
носочки и шагает сквозь дверь.
В лаборатории Корнеева царит полумрак. Ярко светится большой экран,
на котором видны оцепенелый Выбегалло, Киврин, Хунта и прочие. Киврин и
Хунта, настороженно выпрямившись, пристально глядят с экрана прямо на
Сашу. В отсветах экрана Саша различает Витьку Корнеева. Витька почти не
виден. С неимоверной скоростью он двигается в сплошном сплетении проводов,
перегонных кубов и прочей аппаратуры.
– Витька! – испуганно кричит Саша.
Мгновение, Корнеев оказывается возле экрана. Что-то щелкает.
Профессор Выбегалло оживает на экране. Он подносит карандаш ко рту,
кусает его и задумчиво говорит:
– Прогулочное судно из четырех букв… Лодка! Л… О… Т…
И тут он замечает вокруг себя людей, остолбенело глядящих на него.
– В чем дело, товарищи? – раздраженно осведомляется он. – Я занят.
Модест Матвеевич, я прошу это немедленно прекратить!
Витька выключает экран, и сейчас же загорается свет. Вид у Витьки
ужасен: он небрит, осунулся, двухнедельная щетина покрывает его щеки.
– Засекли все-таки… – бормочет он хрипло.
– Что все это значит, Виктор? – спрашивает Саша.
– Мне бы еще часов пятнадцать, – бормочет Витька. Он берет большой
стеклянный сосуд с прозрачной жидкостью и смотрит его на свет. – Видал?.