– Почему вы здесь спите, Привалов? – вопрошает Модест Матвеевич. -
Почему не в общежитии?
– Ему комнату не успели отремонтировать, – поспешно говорит Эдик.
– Неубедительно.
– Что же ему – на улице спать? – злобно спрашивает Корнеев.
– Вы это прекратите! – говорит Модест Матвеевич. – Есть общежитие,
есть гостиница, а здесь мути. Госучреждение. Если все будут спать в
музеях… Вы откуда, Привалов?
– Из Ленинграда, – мрачно отвечает Саша.
– Вот если я приеду к вам в Ленинград и пойду спать в Эрмитаж?
Саша пожимает плечами:
– Пожалуйста.
Эдик обнимает Сашу за талию.
– Модест Матвеевич, это не повторяются. Сегодня он будет спать в
общежитии. А что касается раскладушки… – Он щелкает пальцами.
Раскладушка тут же самовосстанавливается.
– Вот это другое дело, – великодушно говорит Модест Матвеевич. – Вот
всегда бы так и действовали, Почкин. Ограду бы починили… Лифт у нас не
кондиционный…
Корнеев берется руками за голову и стонет сквозь стиснутые зубы.
– По-моему, эти стоны со стороны товарища Корнеева являются выпадом,
- визгливо и мстительно вмешивается Выбегалло.
Модест Матвеевич поворачивается к Корнееву.
– Я еще раз повторяю, Корнеев, – строго говорит он. – Немедленно
верните диван.
Корнеев приходит в неописуемую ярость. Лицо его темнеет, и сейчас же
заметно темнеет в комнате. Огромная туча наползает на солнце. Свирепый
порыв ветра сотрясает дуб. Где-то звенят вылетевшие стекла. У стала
подгибаются ножки, проседает только что восстановленная раскладушка. В
тусклом зеркале вспыхивают и гаснут зловещие огни.
Выбегалло отшатывается, испуганно заслоняясь от Корнеева ладонью.
Хома Брут стремительно уменьшается до размеров таракана и прячется в щель.
Эдик встревоженно и предостерегающе протягивает к Корнееву руку, шепча
одними губами: «Витя, Витя, успокойся…»
И только Модест Матвеевич остается неколебим. Он с достоинством
перекладывает папку под другую мышку и веско произносит:
– Неубедительно, Корнеев. Вы это прекратите.
И все прекращается. Корнеев в полном отчаянии машет рукой, в воздухе
конденсируется диван и плавно опускается на свое прежнее место.
Модест Матвеевич неторопливо подходит к нему, ощупывает, заглядывает
в книжку и проверяет инвентарный номер. Затем объявляет:
– Товарищ Горыныч!
– Иду, батюшка, иду! – доносится, из прихожей испуганный голос.
Модест Матвеевич удаляется в прихожую, и тут Выбегалло приходит в
себя и устремляется за ним с криком:
– Модест Матвеевич! Вы забываете, что у меня эксперимент
международного звучания! Я без этого дивана как без рук! Модель идеального
человека тоже без этого дивана как без рук!..
Дверь за ним захлопывается. Из щели выползает Хома Брут и снова
начинает увеличиваться в размерах. Еще не достигнув нормального роста, он