Детина мельком взглядывает на него и снова отворачивается. У него
широкое курносое лицо, могучая челюсть, низкий лоб под волосами ежиком.
– Не слышу ответа! – зло говорит Саша, приподнимаясь.
– Тихо, ты, смертный, – откликается детина.
Он прекращает свои пассы, берет умклайдет и выпрямляется во весь
рост. Рост у него – под лампочку. И весь он кряжистый, широкий, узловатый.
– Эй, друг! – говорит Саша. – А ну-ка, положи эту штуку на место и
очисти помещение!
Детина молча смотрит на него, выпячивая челюсть. Тогда Саша
откидывает простыни и делает движение, чтобы вскочить. Раскладушка от
толчка разваливается, и Саша опять оказывается на полу.
Детина гогочет.
– А ну, положи умклайдет! – рявкает Саша, поднимаясь.
– Чего ты орешь, как больной слон? – осведомляется детина. – Твой он,
что ли?
– А может, твой?
– Ну мой!
Сашу осеняет.
– Ах ты, скотина! – говорит он. – Так это ты диван спер?
– Не суйся, братец, не в свои дела, – предлагает детина, запихивая
умклайдет в задний карман брюк. – Целее будешь.
– А ну, верни диван! Мне отвечать за него, понял?
– А пошел ты к черту, – говорит детина, озираясь.
Саша, подскочив, хватает детину за гавайку. Детина сейчас же хватает
Сашу за майку на груди. Видно, что оба не дураки подраться.
Но тут дверь распахивается, и на пороге появляется грузный рослый
мужчина в лоснящемся костюме. Лица у него надутое, бульдожье, движения
властные, хозяйские, уверенные, под мышкой – папка на молнии.
– Корнеев! – говорит он прямо с порога. – Где диван?
Детина и Саша сразу отпускают друг друга.
– Какой еще диван? – вызывающе осведомляется детина.
– Вы мне это прекратите, Корнеев! – объявляет мужчина с папкой. -
Сами знаете, какой диван.
Он проходит в комнату, а за ним входят: Эдик Почкин, очень серьезный
и сосредоточенный; плешивый, странного вида человек в золотом пенсне и
смазных сапогах; Хома Брут в своей кепочке, сдвинутой на правый глаз. Саша
кидается одеваться. Пока он одевается, в комнате развивается скандальчик.
– Не знаю я никакого дивана, – заявляет Корнеев.
– Я вам объяснял, Модест Матвеевич, – говорит Эдик человеку с папкой.
- Это не есть диван. Это есть прибор…
– Для меня это диван, – прерывает его Модест Матвеевич, достает
записную книжку и заглядывает в нее. – Диван мягкий полуторный,
инвентарный номер одиннадцать – двадцать три. Диван должен стоять. Если
его будут все время таскать, то считайте: обшивка порвана, пружины
поломаны.
– Там нет никаких пружин, – терпеливо объясняет Эдик. – Это прибор. С
ним работают.
– Этого я не знаю, – заявляет Модест Матвеевич, пряча папку. – Я не
знаю, что это у вас за работа с диваном. У меня вот дома тоже есть диван,
и я знаю, как на нем работают.
– Мы это тоже знаем, как вы работаете, – угрюмо говорит Корнеев.